В поисках утраченного времени
Да нет, Марсель Пруст здесь ни при чем: думаю, он не имеет никакого отношения к проживающему в г. Энгельсе бизнесмену Александру Камаеву. Сам Камаев, впрочем, предпочитает Энгельс называть Покровском. И вообще тяготеет к исторической справедливости. Отсюда и прустовские аллюзии — в смысле попыток реанимации давно прошедшего. Не скрою, на Камаева давно хотелось посмотреть вблизи. Его репутация в городе у меня вырисовывалась так: владелец заводов, газет, пароходов etc. Повод представился: это последние энгельсские политические события. В чем он, не сомневаюсь, хорошо разбирается. Но о политике он, кстати, наотрез говорить отказался. Зато повелся на предложение поговорить просто за жизнь. Так что поговорили. И вблизи, как водится, все оказалось несколько иначе.
— Александр Геннадьевич, в Энгельсе на проспекте Строителей было казино „Эльдорадо“. Ваше ведь?
— Ну да.
— Хороший ответ. Не жалко было терять игорный бизнес? Вещь захватывающая, во всех смыслах.
— А знаете, не жалко. Позицию руководства страны полностью одобряю, в тех же всех смыслах. В городе игорному бизнесу не место, от него, представьте, много зла для людей. Так что когда пришло время закрываться, мы и закрылись, с чувством глубокого удовлетворения и выполненного долга.
— Может, перекрестились еще и сказали: ну, слава тебе, Господи, наконец-то?
— Примерно так и было. И не жалею, даже рад. Тем более что мне, вообще-то, есть чем еще заниматься.
— Я не налоговая, вашими активами не интересуюсь. Мне интересно вот что: вы, кажется, учредитель в энгельсской „Новой газете“?
— Это да. Тоже очень увлекательное дело. У газеты, знаете, какой тираж? Десять тысяч экземпляров. Это гораздо больше, чем у „Нашего слова“ (административный печатный орган г. Энгельса. — Авт.), и тираж газеты реальный. По-моему, это самый высокий тираж в городе. Да и газета — самая популярная. А с чего начиналось, рассказать?
— В смысле, как газета стала вашей?
— Почему моей? Учредители — редакция газеты и я. Так вот, как началось. Давно, в общем-то, десять, нет, даже больше лет назад, я зашел однажды к ним и поразился, если честно, нищете. Сидели они бок о бок с какой-то похоронной конторой: чтобы попасть в редакцию, нужно было пройти мимо всяких гробов и венков. Редактором тогда был Александр Бурмистров. Вот с ним и поговорили. Общий язык и взаимопонимание нашли. Можно сказать, сразу нашли.
— Да уж, Бурмистрову, я думаю, повезло, что вы там мимо проходили. У вас с тех пор всегда было взаимопонимание?
— Конечно. А почему бы ему не быть?
— Но редакционную политику определяете лично вы?
— Это по-разному. Я, в основном, не вмешиваюсь. Разве только если речь идет о политике.
— Той самой, которой вы, говорите, не занимаетесь?
— Я политикой, правда, не занимаюсь. Но если редакция готовит к публикации именно что политические материалы, со мной посоветоваться желательно. Так что и здесь сбоев не бывает. Советуются. Советуемся. Материалы на политической основе перед публикацией я читаю, вместе читаем. Взаимопонимание, как правило, находим. Не думаю, что у редакции есть основания на меня за что-то обижаться. Я плохого не посоветую. Еще никто не жаловался.
— Я ваш номер телефона, кстати, у Бурмистрова взяла. Он еще предупредил: звонить только после трех. И точно, раньше вы не отзываетесь. Это вы для связей с общественностью такое время выделяете?
— По-разному бывает. Но, вообще-то, не после трех, а пораньше. Иногда для связи телефон еще раньше включать приходится. Ну, это когда какие-то обстоятельства.
— А вот пресс-секретаря у вас нет. Вы все свои дела сами ведете?
— У меня и водителя нет, я сам за рулем.
— Одежду себе тоже сами выбираете?
— Нет, это дочь. За моим внешним видом она следит, и я ей очень доверяю. Знаете, она мною гордится. У меня, кстати, только дочь, других детей нет. И если хотите, сейчас я даже жалею. Но тогда, в девяностые годы, детьми обзаводиться было как-то… Ладно, дочь у меня замечательная.
— В девяностые, полагаю, у вас был период первоначального накопления капитала?
— Да нет, раньше все началось. Даже раньше, чем официально разрешили кооперативы. Я, знаете, чем только ни занимался. И потом, кто сказал, что первоначальное накопление капитала — это всегда, ну, скажем так, не совсем законно? По-разному может быть. А я закон никогда не преступал. Повторю, я много чем занимался. У „ювелирки“ вот когда-то в самые молодые годы стоял. Ну да, золотишко перекупал. Не вижу здесь ничего особенного. Меня, вообще-то, всякая нумизматика с детства еще интересовала. Ассигнации, старинные купюры, боны, чеки, лотерейные билеты… Я однажды в детстве в старом дедовском сарае нашел коробку с марками и монетами, вот это было здорово. Дед с запасом жил, никогда ничего не выбрасывал. Так что из этих запасов мне порой удавалось извлекать удивительные вещи. Меня коллекционирование, видимо, с тех пор и интересует.
— Но стояние у „ювелирки“ все же как серьезный бизнес не рассматривали?
— Человеку свойственно всегда чем-нибудь заниматься. Скажу больше: какие времена, такие и занятия. Да, была „ювелирка“. Когда пошло кооперативное движение, стал кооператором. Мы швейным делом занимались. И, знаете, очень удачно. Одежду шили, она пользовалась спросом. Я ведь делал тогда то, о чем еще незадолго до этого и помыслить не мог. Не представлял, что буду вникать в тонкости строчки, швами на полном серьезе интересоваться. Но ведь делал. И интересовался. Свое дело надо всегда с увлечением исполнять. От этого и сам выигрываешь, и дело идет.
— Догадываюсь, что вы человек увлекающийся. Но вот что мне кажется необычным — как же вам все-таки удавалось, при ваших-то успехах в бизнесе, оставаться, скажем так, вне политики? Это ведь азартно, в конце концов. И потом: политика и бизнес-интересы часто идут рядом и даже помогают друг другу.
— Запросто удавалось. Во-первых, меня туда как-то не тянуло. Во-вторых, меня туда не тянули. И потом, что значит: заниматься политикой? Я не интриган. В отношениях ценю прямоту. А в политике нужно уметь лавировать: сегодня — туда, завтра — сюда. Улавливать, куда ветер дует. Держать нос по ветру. Это не для меня.
— Вы на сегодняшний день президент группы компаний „Эльдорадо“, владелец сети пивбаров „Жигули“, занимаетесь строительным бизнесом и так далее. Не сомневаюсь, вас в городе каждая собака знает. Да и для вас весь Энгельс — как на ладони. Неужели даже в Энгельсское муниципальное собрание не тянуло?
— Повторяю, не тянуло и не тянули. Мне, знаете, буквально до этого года не поступало предложений баллотироваться в Энгельсское законодательное собрание. А сам я туда не рвался. Зачем, спрашивается?
— Вы что, даже в партию „Единая Россия“ не вступили?
— Нет, не вступил. Я беспартийный. Хотя когда-то я был в Партии пенсионеров. Вот в эту партию специально вступил, потому что это как раз по мне. Понимаете, все люди когда-нибудь становятся старыми. У нас их называют „пенсионерами“. В нашем слове „пенсионер“ слишком много негативного смысла. Это почти всегда бедность, часто ужасающая. Это зачастую бесправие. Это потеря социальных связей. Это брезгливое отношение со стороны „еще не пенсионеров“. Так вот, я против этого. Пенсионеры — это люди. Со своим огромным опытом, который у нас здесь часто никому не нужен. Со своей длинной жизнью, которая, по большому счету, никого уже не интересует. Они — страдальцы. Потому что в нашем обществе такое к ним отношение. Вот поэтому я вступил в Партию пенсионеров, хотя бы для того, чтобы по мере сил лично их поддержать. Ну, а потом, когда начался партийный ребрендинг, я в этом уже не участвовал.
— Интересная история. Вам бы прямо в КПРФ, там бы с вас пылинки сдували.
— А я был в КПСС. Вступил в 21 год и, представьте, по убеждениям. Ну, а потом, сами понимаете.
— Билет-то партийный сохранили? Некоторые, помнится, публично отрекались, билеты на площадях сжигали, чтобы все видели.
— Про своего деда, который никогда ничего не выбрасывал, я уже говорил. Я в него.
— И все же… Что там у нас, то есть у вас, с Марксом? Не с Карлом Марксом, а с городом. Вы ведь теперь депутат Марксовского законодательного собрания? Говорят же, если вы не занимаетесь политикой, она займется вами.
— Действительно, так и получилось. Мне вдруг поступило предложение баллотироваться в Марксе. Я подумал и согласился. Почему бы нет? Город мне не чужой, рядом с Покровском опять же. Нет, здесь еще предыстория есть небольшая. Накануне мне как раз, впервые в жизни, поступило еще предложение: баллотироваться в Энгельсе. Я, не скрою, раздумывал, даже встречался с некоторыми людьми, на высоком, кстати, уровне. Но вы знаете, что в Энгельсе тогда происходило. Я посчитал, что на этом фоне баллотироваться в Энгельсе для меня было бы некорректно. И не стал. Так что в Маркс пошел осознанно, это мой личный выбор. Я, знаете ли, всегда предпочитаю сам выбирать.
— То есть все же не политика занялась вами, а вы ею? Но вам ведь, не исключаю, заодно предлагали и в „Единую Россию“ вступить?
— Намекали, что неплохо бы. Но я уже говорил, что выбираю сам.
— Еще вот что. Тут слух один прошел: что в Маркс вас позвали с перспективой, будто бы вы имеете все шансы возглавить марксовскую вертикаль власти, верхушка которой скоро по уважительным причинам освободится. Слухи, да?
— Ну был такой разговор. Давайте без комментариев, ладно?
— Поняла. Теперь будете жить на два города?
— Взял участок в Марксе, буду строить домик. Не дом, домик. Я, вообще-то, скромно живу, нет у меня никаких вызывающих особняков. В Покровске живу в старом доме, постройки начала 19-го века. Ремонт, правда, сделал. Атмосфера в этом доме, скажу вам, особенная. Теперь о Марксе, который, как я уже говорил, мне не чужой. Там тоже особая атмосфера. Архитектура, историческая память, которой дорожат. Стремления марксовских властей постоянно что-то делать для города тоже вызывают у меня уважение. Я и сам разделяю их настрой. Тоже старался что-то делать для города и, что удивительно, в ответ получаю такую огромную благодарность от жителей, что она меня еще больше вдохновляет. Власти меня поддерживали в создании Аллеи героев в городе, в установке памятника Екатерине II. Надеюсь, кстати, что когда-нибудь городу вернут его историческое имя — Екатериненштадт. Город это заслужил. Знаете, однажды в одном скверике я увидел камень с табличкой, что на этом месте когда-то был памятник Екатерине и что когда-нибудь горожане как благодарные потомки его восстановят. Я так и почувствовал: это ко мне обращение, это я — благодарный потомок. В Русском музее сохранилась гипсовая копия этого памятника, сотворенного Клодтом. По этой копии мы памятник и восстанавливали. На Украине нашли подобающий гранит для постамента, сам памятник был отлит из бронзы. В сентябре 2007 года состоялось открытие.
— Оно, насколько я помню, было очень торжественным — при губернаторе и прочих. Вам досталась устная благодарность от Павла Леонидовича, „основным спонсорам“ — грамоты и ордена. Не обидно? Механизм-то вы запускали, да и основным спонсором тоже выступили.
— Я выполнил свою гражданскую миссию. А грамот и орденов у меня и без того хватает.
Ольга Блохина, „Общественное-мнение“