от года Оставить комментарий

Трактористка Поля

Пелагея Фёдоровна МарковаЭто одна из тех многих жизненных историй, которую мне довелось услышать за время моей журналистской работы.

История, которая могла бы стать сюжетом книги о женщине, пережившей все тяготы своего века, хлебнувшей не один „фунт лиха“, познавшей несправедливость эпохи и, несмотря на это, вырастившей замечательных и благодарных детей.

Пелагея Фёдоровна Маркова своими девическими и зрелыми годами связана с селом Орловское, и, хотя сейчас она живёт в Саратове, сын частенько привозит её в село в гости к сестре. И тогда текут воспоминания о прошедших годах. И они разные, эти воспоминания…

У голода привкус травы

Поля родилась в Луганской области в семье тракториста Фёдора Бунина. Деревенька Выселки, где прошли её детские годы, была не особо большой. Там жило всего-то чуть больше тридцати семей. Колхоз вырос на месте бывшего имения некоего зажиточного помещика, и поначалу семья Буниных ютилась вместе с одиннадцатью ребятишками в землянке. Из них выжило всего семеро. Отец целыми днями трудился на своём тракторе „Фордзон-Путиловец“, мама занималась детьми. Понемногу хозяйство крепло, появилась относительная стабильность. В начале тридцатых годов колхоз стал считаться зажиточным, урожаи в Выселках собирали богатые.

Но грянул тридцать третий год… Всё зерно, хранившееся в колхозных амбарах, велено было вывезти, и в Выселки пришёл настоящий голод. Пелагея Фёдоровна помнит тот вкус травы, на которой „паслась“ она с сёстрами и братьями, из травы и горсточки муки мама пекла им лепёшки. Семья Буниных выжила лишь благодаря кормилице-корове. Молоко сквашивали, и этой простоквашей запивали жёсткие лепёшки.

Через Выселки порой брели нищие в поисках пропитания, и умирали под дверями изб. Один из таких случаев особенно запомнился Поле…

Но, к счастью, следующий год принёс изобильный урожай, и снова жизнь вошла в свою колею. Колхозники работали все дни напролёт, но, если случались выходные, это был праздник для всей деревни. Люди собирались на площади — стар и млад, звучала гармошка, взрослые пели и плясали, молодёжь с увлечением играла в „колечко“. Казалось, что все беды позади.

Бомбардировщик над пристанью

Летом 1941 -го года Луганская область оказалась одной из первых, кому грозила оккупация. Жителей в срочном порядке эвакуировали в более благополучные и безопасные районы. Две недели семья Буниных тряслась в товарном вагоне, двигаясь по направлению к Саратову. В дорогу мама сварила сотню яиц, напекла плюшек, на станциях покупали картошку и пекли её в золе костров. Беженцы с Луганщины ехали в тыл, а навстречу им двигались поезда на фронт и санитарные составы.

В Саратове, наконец, сошли с поезда и пересели на пароход, плывущий в Маркс. Поначалу Буниных поселили в селе Александровка, позже они перебрались в опустевшую Орловку, где от прежних жителей, депортированных как раз в ту осень, осталась скотина, зерно, дома. Семье дали корову, несколько овец, ведь ничего из своих вещей им вывезти из Луганщины не удалось. Не было времени на долгие сборы.

В ту пору Поле исполнилось 13 лет. Первую зиму она работала „на прицепах“, помогая взрослым. А весной её отправили учиться в Марксовский техникум, осваивать профессию тракториста. Вместе с подругами Поля Бунина снимала комнату в доме № 8 на улице Кирова.

На всю жизнь запомнила она налёт бомбардировщика на Маркс. Первая бомба упала неподалёку от её дома — в огороде дома № 10 всё на той же улице Кирова. К счастью, бомба не разорвалась, и была быстро оцеплена милицией до приезда сапёров. А вот вторая…
К марксовской пристани в ту минуту подплывала баржа с ранеными, которых везли в эвакогоспиталь из-под Сталинграда. Именно на них и сбросил фашистский лётчик ту вторую бомбу. Волны, захлестнувшие пристань, покраснели от крови людей. Многие уже были мертвы, некоторые пытались выплыть, но безрезультатно.

„Это нельзя рассказать!“ — говорит Пелагея Фёдоровна, и в её глазах стоят слёзы. Воспоминание на всю жизнь…

Она так и не закончила учёбу в тот год. Вернулась в Орловку. А вскоре там открыли трёхмесячные курсы трактористов, где она и отучилась. Уже в апреле 1943 года Полю посадили на трактор, и на нём она отработала целых четыре года.

— Нам, девчонкам, было трудно. Трактора ломались часто, а запчастей к ним почти не было, а если появлялись, как, к примеру, деревянные подшипники, то ремонтировали мы сами. Моего отца не взяли на фронт по причине болезни почек, и он очень страдал от того, что его братья воюют, а он вынужден отсиживаться в тылу. Хотя… как отсиживаться… его поставили бригадиром одной из тракторных бригад, в которой были такие же девчонки, как и я.

Однажды меня с подругой отправили пахать зябь в ночную смену. И вот мы едем, и видим, что за нами волчья стая бежит. В те военные годы в округе волков было видимо-невидимо. И рыли они себе логова в поле. И вот в одну из таких волчьих ям наш трактор внезапно провалился и заглох. Мы мигом соорудили из ветоши факел, оглядели трактор и поняли, что сами не справимся, не починим и вытащить не сумеем. А сидеть и утра дожидаться в окружении волков — страшно же! И пошли мы с подругой обратно в бригаду. Идём, и трясёмся от ужаса. Утром вместе с бригадиром вернулись, и выяснилось, что у трактора рама лопнула. Нас тут даже судить собрались за то, что бросили колхозное имущество ночью в поле. Но приехал директор МТС и заявил, что, мол, совсем „с ума посходили“ — детей судить за то, что волки ям нарыли! Тогда всё обошлось…

Мой папа, Фёдор Петрович Бунин, страдая от невозможности воевать на фронте, решил на собственные средства купить самолёт для обороны Сталинграда. Мы продали всё, что у нас было, вплоть до нашей одежды. Скотину зарезали и продали, зерно тоже. Мама так плакала, ругала его, но он был непреклонен. В итоге набралась 101 тысяча рублей, на которые и был куплен самолёт. Чуть позже примеру отца последовал наш дядя, председатель колхоза Фирс Стефанович Афанасьев, который подарил фронту танк. Второй танк был куплен уже от имени всего колхоза.

Весной сорок пятого года я отличилась. Умудрилась во время посевной засеять сто гектаров, за что получила премию — овцу. И вот помню: мчится к нам в поле верховой и кричит что есть мочи: „Глуши мотор!“. Оказалось, война закончилась. И такая была радость огромная у всех! Приехали мы в Александровку, а там весь наш колхоз собрался. Кто пляшет у сельсовета, кто голосит… У одной моей подруги отец воевал на фронте и пропал без вести, а мать уборщицей в конторе работала, и как-то зимой упала, да и померла. А семеро детей остались сиротами. И, знаете ли, все пляшут, смеются, а они стоят в сторонке в обнимку, все семеро, и рыдают. Но самое удивительное, что отец у них через год вернулся всё-таки. Вот счастье-то было…

От тюрьмы и сумы не зарекайся

В 1947 году я ходила из Апександровки в Орловку на ремонт тракторов. Тогда МТС находился в здании бывшей лютеранской церкви. Зима в тот год выдалась суровой, а носить мне нечего было. Тулупчик у нас с братом один на двоих, а обуви и вовсе нет. И вот прислали за мной, мол, иди на работу. А мне — не в чем, ну я и отказалась. Неделю дома сидела, пока не потеплело немного. А потом вызвали меня в сельсовет. Я пришла, а там судья… Так и осудили за невыход на работу на четыре месяца.

Хорошо запомнился мне день — 28 февраля 1947 года, когда везли меня в открытой машине в Энгельс, в тюрьму. А уже 8 марта перевезли на рассыльный пункт в Саратов. А оттуда в зону под Саратовом. Мне тогда ведь даже восемнадцати ещё не исполнилось… На зоне я четыре месяца дояркой работала. Одна на двадцать коров. А со мной много всяких сидело. И уголовниц, и простых баб крестьянских, что горсточку муки или зерна для ребятишек домой в кармане принесли из колхозного амбара. Но я до сих пор мысленно благодарю дядю Лёшу, пастуха. Он с 37-го сидел в этой зоне, и дочка у него была, моего возраста. Вот он-то меня и поддерживал, подкармливал.

За работу полагались деньги. По истечении четырёх месяцев меня освободили, выдали мой заработок, и на эти деньги купила я себе в Саратове красное платье в цветочек и тапочки матерчатые. В этих обновках и поехала домой. Ну и конфет-леденчиков на палочках купила для младших братьев-сестёр. Такая вот моя „тюремная“ история.

Семейная жизнь

В 1948 году Пелагея вышла замуж за фронтовика Петра Бледнова. С войны он вернулся с серьёзным ранением в голову.

Возможно, это и стало причиной того, что он очень рано ушёл из жизни — в 1961 году. Из пятерых детей Пелагеи и Петра в живых осталось четверо. После свадьбы Бледнов стал работать счетоводом, потом бухгалтером, и, наконец, главным бухгалтером четырёх колхозов. Такая непосильная работа окончательно подорвала его здоровье, и умер он от кровоизлияния в мозг. Пелагея тогда была беременна пятым ребёнком. Пришлось ей после его смерти одной, самостоятельно поднимать на ноги ребятишек. Учить их, воспитывать. Чуть позже она вышла замуж второй раз, и стала носить фамилию — Маркова.

Вместе со вторым мужем женщина более двадцати лет работала на базе отдыха „Ландыш“.

У ветерана труда Пелагеи Фёдоровны Бледновой-Марковой четверо детей, десять внуков, одиннадцать правнуков и одна праправнучка! Достойная награда за тяжёлую юность!

Опубликовано в газете „Воложка“. Автор — Юлия Антонова.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *