Поволжские немцы страдают из-за фамилий

Двести пятьдесят лет назад Екатерина II выпустила манифест „О дозволении всем иностранцам, въезжающим в Россию, селиться в разных губерниях по их выбору“. Немцы выбрали пустовавшие земли Саратовской области и живут здесь до сих пор.

В этом году в городе Марксе Саратовской области поставили памятник Екатерине II. На открытие собрались немцы — жители города, гости из Саратовской области и из Германии, приехавшие сюда специально ради этого события.

Когда-то памятник императрице здесь уже был. Только тогда Маркс назывался Екатериненштадтом, а его жители говорили только по-немецки. Здесь до сих пор многие говорят на „родном“ языке. Правда, всё реже и реже — в основном дома или в Центре немецкой культуры.

История одной семьи

Елена Гейдт до сих пор думает по-немецки. И дома говорит на немецко-русском языке с мужем и дочерьми.
— Я, как и многие немцы, приехала на родину предков в 80-х, — рассказывает Елена. — В 1941 году по указу Сталина всех поволжских немцев сослали в Сибирь. Деда Елены отправили в трудовой лагерь, бабушка осталась жить в селе, у неё на руках оказалось пятеро маленьких детей. В Сибири они ходили в школу, учили незнакомый русский язык и дрались, когда их обзывали фашистами. В 1958 году им разрешили переехать. Гейдты выбрали Казахстан.

— Мама вышла замуж, в Казахстане родилась я и мои братья и сестры, — вспоминает Елена. — В нашем классе учились 14 немцев, а также чеченцы, ингуши, татары. Фашистами нас уже никто не дразнил, потому что в школе учились дети ссыльных. Нам очень повезло с учителями-немцами. Мы учили наизусть Гёте и Шиллера. Помню, как учительница говорила мне: „Лена, учи язык, он будет тебя кормить“. Она была права. Я возглавляю Национально-культурную автономию российских немцев Марксовского района и в основном общаюсь на их языке.

В 80-х немцам разрешили вернуться на родину. Приехали многие, в основном на старые места — в Энгельсский и Марксовский районы. Через пару лет колхозы, где работали немцы, стали миллионерами. Немецкое качество было во всём: в городах и сёлах — чистота, на полях всё росло и колосилось, открывались сыроварни и колбасные цеха.

Вернулись, чтобы уехать

— Когда после развала СССР президентом России стал Ельцин, у нас, поволжских немцев, появилась надежда, что здесь, в Саратовской области, снова будет автономия — как когда-то при Екатерине, — рассказывает Елена Гейдт. — Но эта идея не пришлась по душе тем, кто приехал сюда во время войны. В городе устраивали демонстрации, по улице ходили люди с плакатами „Не дадим в сердце России устроить фашистское логово“. После этого многие уехали в Германию. В 42-м нас депортировали, в 90-х мы бежали отсюда сами… Сейчас те, кто митинговал против автономии, жалеют, говорят, что „при немцах“ жилось бы лучше.

Все братья и сёстры Гейдт уехали на родину, Елена тоже получила разрешение на выезд.
— Но я осталась, поскольку успела выйти замуж за русского, родились дети, — говорит Елена. — Сейчас в Марксе живут около 8 тысяч немцев и членов их семей. Учим немецкий язык, поём песни — стараемся, чтобы в нашей культуре осталось что-то исконно немецкое. Я осталась Еленой Гейдт. Хотя, если бы взяла фамилию мужа, возможно, была бы депутатом. К людям с немецкими фамилиями до сих пор относятся настороженно — в людях живёт страх, что потомки немцев, построивших этот город, могут вернуться в свои дома и занять ключевые позиции в городе.

Факты

• Город, основанный колонистами из Германии, Бельгии и Швейцарии, четыре раза менял своё название.
  Указом императора Николая II от 13 марта 1915 года Екатериненштадт был переименован в Екатериноград. В мае 1919 года город переименован в Марксштадт (в честь Карла Маркса), а весной 1942 года — в Маркс.
• Памятник Екатерине II был создан на пожертвования немецких колонистов. Скульптура изготовлена в 1851 году бароном фон Клодтом в Санкт-Петербурге. В 1941-м памятник переплавили на нужды фронта. В 2007-м в Марксе появилась новая Екатерина.

Адольфам не повезло больше всех

Я родился в Сибири через девять лет после войны, — рассказывает пастор лютеранской церкви города Маркса Владимир Родиков. — Мама вышла замуж за русского, и меня назвали Владимиром — тогда боялись давать немецкие имена. В нашем посёлке было много подростков со звучными немецкими именами: Карлы, Конрады, Арнольды. Всех называли фашистами. Но больше всего не повезло мальчикам, которых назвали Адольфами.

Эти дети родились до войны, и их родители не подозревали, что спустя год-два именно это имя в СССР будут ненавидеть больше всего. В те годы не принято было менять имена, тем более ссыльным немцам. Подросткам приходилось мучиться, многим это имя впоследствии испортило жизнь — они не смогли поступить в институты. Как правило, работали в мастерских или на заводе.

Малая родина. Миллионер спустился с неба

Карл Лоор появился в Марксе внезапно — прилетел на вертолёте. Пришёл в Немецкий дом и попросил договориться о встрече с представителями городской администрации.

Российский немец, владелец крупной строительной корпорации в Белгородской области представил свой проект по восстановлению старинной лютеранской церкви в селе Зоркино Марксовского района, где родился и вырос его отец Карл. На реставрацию немец готов потратить 80 миллионов долларов.

— Моих родителей, как и всех поволжских немцев, сослали в Сибирь, — рассказывает бизнесмен Лоор. — Потом мы переехали в Белгородскую область, в Старый Оскол, где я открыл свой бизнес. Несколько лет назад отец умер. Мы никогда не говорили с ним о его прошлом, почему-то это была запретная тема. О том, где они жили до ссылки, мне рассказала мама. И я полетел на родину отца. Посмотрел на село сверху, увидел разрушенную церковь, нашёл в архивах документы. Решил восстановить церковь, куда в детстве ходил мой отец, в память о моей семье. Будет воссоздана вся церковная атрибутика, и желающие смогут там молиться. Но это не главное. Я хочу, чтобы церковь стала культурным центром. Здесь будут проходить музыкальные фестивали, местные жители смогут изучать немецкий язык. Надеюсь, что этот объект не позволит деревне исчезнуть. Я уже взял в аренду на 49 лет землю, на которой находится лютеранская церковь. Столько не проживу, но моё дело продолжит сын, мы уже договорились.

Алена Бобрович, „Metro International“